Тепло любви. Мистическая история из жизни

Пифия
Подробнее

Я стараюсь людям не завидовать, ни белой завистью, ни чёрной. А услышав историю одной пожилой женщины, вдруг почувствовала её — зависть. А было дело так…

На остановке стояла, морозец прихватил, а я варежки дома оставила. На улице все бабушки и женщины кто в перчатках, кто в варежках стоят, и только я да бабулька одна без варежек стоим. Я замёрзла, а бабуля — нет. У неё ещё и семечек полные карманы, она ими голубей да воробьёв кормит.

– Ох и холодно, как же вы без рукавиц не мёрзнете — спросила я старушку, дыша на свои покрасневшие руки

– А у меня никогда руки не мёрзнут. Я замуж за своего Стёпу как вышла, ни разу ни перчаток, рукавиц не надевала. Стёпа мне в любой мороз руки своим дыханием согревал. Возьмёт меня в охапку — сам здоровый, как медведь, и согревает меня всю. Добряк был голубоглазый, меня любил, а как любил, я только в конце жизни поняла. Были с ним как две половинки одного яблока. Он всегда со мной ездил, особенно зимой, и ладони мои возьмёт в свои и дышит на них.

Троих детей ему родила и думала, что так и должно быть – всё как у всех. А потом как-то лежала я рядом со Стёпой, он уснул, а мне не спалось никак, и в голову мысль жуткая пришла: «А ведь Степан-то почти на десять лет меня старше! А ведь никто мне не обещал, что мы умрём в один день! Не дай Бог мне овдоветь, кто же мне руки-то согревать будет?» От ужаса меня на кровати аж подбросило. Смотрю на мужа, а у самой аж сердце от ужаса ледовой коркой взялось.

Степан проснулся, смотрит на меня.

– Чего не спишь, Иришка? Что случилось?

– С-степа, пообещай мне…

– Что?

– Пообещай мне, Стёпа, что вдовой меня не сделаешь никогда!

– Ну ты даёшь, Ирка! Да с чего вдруг? Я — здоров как бугай. Нам ещё внуков и правнуков нянчить.

– Только вдвоём, Стёпа! Только вдвоём, иначе я не…

– Да ты же замёрзла вся! Иди сюда, ну вот, руки, как ледышки, оттого и мерещится всякая ерунда.

Он стал согревать меня и баюкать, а я вцепилась в него клещом, понимая, что не отдам его никому и никогда — ни Богу, ни чёрту, ни смерти тем более.

С того момента Степан и во сне мне руки дыханием своим согревал, и я, успокоившись, засыпала, но всё равно игла страха смерти вонзалась в сердце по бессонным ночам. Гнала от себя эти мысли, гнала как могла. Сорок лет гнала. Не замечая ни седин, ни морщин, ни очков для чтения на носу Стёпы. А потом ночью он особенно был со мной ласков, руки согревал, целовал, словно мы молодожёны.

– Обещаю тебе, Иришка, что никогда твои руки не будут мёрзнуть. Девчонка моя сероглазая, слышишь меня! Никогда тебя не оставлю, спи спокойно, моя чудесная девочка, моя любимая жена.

Пригрелась, укачалась на его всё ещё широкой и могучей груди. Хорошо-то как, и не страшно совсем.

Утром сквозь сон думаю: «Надо Стёпе омлет с грибами приготовить». Открываю глаза, рука моя на его груди, да только… Сердце-то где? Не слышно ничего внутри! Грудь как камень.

– Стёпа! Стёпа, ты же обещал! Вставай! Встава-ай!

Я заметалась по квартире, чувствуя и горе, и злость страшную. Обманул! Обманул меня! А я ничего не почувствовала, ничего не заподозрила. Не слышала тихих шагов смерти. Спала! Проспала Стёпу! Я плохо помню похороны, помню, что постоянно мёрзла. Будто впервые посмотрела на своё отражение в зеркале. Пока был жив Стёпа, я не замечала ни своих седин, ни морщин, теперь же я была старая, озябшая и одинокая. Одинокая вдова.

Одна готовила безвкусные завтраки, одна прибиралась в квартире, одна ходила за покупками. И меня сквозь горе донимала обида:

«Ну как же так? Как же так, Стёпа, ты же обещал согревать мои руки…»

И однажды, озябнув под зимним снегом, я сложила руки лодочкой, хотела было подышать на них, чтобы согреть, но тут почувствовала на ладонях горячее дыхание. Будто Стёпа был рядом и дышал на замёрзшие пальцы. Стало как-то чудно, будто муж рядом и ничего не было – ни похорон, ни смерти, ни одиночества.

С того момента у меня перестали руки мёрзнуть, и продолжалось это до того момента, пока через четыре года меня не надоумила соседка, принять одинокого вдовца. Я не хотела, даже не представляла, что рядом со мной будет кто-то другой, но соседка стала давить на жалость.

– Пожалей старика, ты одинока, он вдовец, Стёпу твоего уже из могилы не поднять, а так — хоть не скучно. Он неплохой человек.

Борис Николаевич действительно был вроде неплохим человеком, но… Он для меня был чужим стариком, а я для него — чужой старухой. Он курил, постоянно харкал, разбрасывал одежду, и я поняла, что всё — не могу терпеть. Стара я уже начинать всё с нуля. Борис был недоволен, но молча собрал вещи и ушёл. Но меня беспокоило совсем не это. У меня снова начали мёрзнуть руки. Стёпа обиделся, больше не приходил, и от этого мне было невероятно больно. Зачем мне нужен был тот, чужой, ненужный?

Я перестала чувствовать Степана, и ночи мои стали бесконечными. И дни серыми и безрадостными.

А потом я решила принять ванну. Вспенила воду, искупалась, потом снова набрала чистой воды. Чистой, тёплой, прозрачной воды и погрузилась в воду с головой. Я лежала на дне ванны и не собиралась выныривать. Хотела к Стёпе, хотела больше никогда не мёрзнуть. Мне больше не нужен был воздух. Я открыла глаза и сквозь воду увидела стоящего над ванной Стёпу. Муж протянул ко мне руки и выдернул из воды. Я сделала глоток холодного воздуха, вода в ванной тоже была холодна как лёд. Выбралась из воды, дрожа, как щенок. Легла в постель и… Тепло вернулось. И Стёпа вернулся согревать мои ладони. Невидимый, но родной и тёплый.

Теперь у меня никогда не мёрзнут руки, никакой мороз им не страшен. Может, у кого-то любовь живёт в сердце, но у моего Степана любовь жила в его тёплом дыхании и сильных руках. Вдовой себя никогда не чувствовала и никогда не почувствую, не каждой в жизни так повезло…

Она кормила голубей, а я вдруг поняла, что ей действительно стоит позавидовать. Сейчас, наверное, нет таких супружеских пар, которые бы жили дыханием друг друга.

Ваше мнение?

Ваш электронный адрес не будет опубликован, комментарий появится после модерации.

Change privacy settings