На остановке людей немного, и все от скуки уставились на одинокую варежку, которую кто-то заткнул за ветку каштана. Одних интересует качество вязки, других пряжа, а третьих — цена потери.
— Это же кому-то убыток. Рукавицы сейчас дорогие, вот растяпа… сказала бабулька.
— A может, эта рукавица ещё кому-то пригодится, ну, как в сказке, мышке-норушке или жабе-квакушке, — ответила я.
— Может, медведю, который всем этим зверятам хатку сломал? — добродушно загудел мужик крепкого сложения.
И тут вдруг ко мне подсел один из ожидающих, и неожиданно начал свой рассказ:
— Я тоже в своё время потерянную рукавицу нашёл и вместе с нею судьбу свою. Всё у меня в жизни складывалось удачно и без ухабов: образование, работа, деньги, квартира. Да и собой недурен, девки так и липли. Женился, живём, год, два, но жена не беременеет. Я, грешным делом, любовницу на стороне завёл, для того и завёл, чтоб хоть там детей заиметь, но и там ничего. Женился я и разводился, женщин меняя как перчатки, мать моя внуками бредила, а у меня ничего не выходило. По-тихому пошёл к врачу, сдал анализы, доктор меня и «обрадовал»:
— Вы в детстве паротитом болели? — спросил.
— Чем?
— Ну, свинкой…
— Да, вроде было.
— Тогда понятно. Ребёнка лучше усыновите, шансов у вас стать отцом — ноль.
Вот это был гром среди ясного неба. Узнав такое, поговорил с женой, отпустил её с миром, а сам стал подумывать о монастыре. А потом, поняв, что к монастырской жизни не готов никак, начал думать о жене с ребёнком. Только вот об одно слово спотыкался — «отчим». Не хотел я быть отчимом, хотел быть отцом. Ведь чуть что с ребёнком не так, люди первые в глаза плюнут: «Пасынка обижаешь…». Да и иметь жену с ребёнком от другого это как жить вчетвером, всё равно первый муж всегда будет на горизонте маячить.
И вот однажды, зимой, снежно было, а я брёл себе один как сыч, муторно на душе было. А тут ещё детская площадка на глаза попалась, со всеми качелями, горками разукрашенными. Детская площадка пустая была, потому как холодно было, и родители своих чад на качельки не вывели, но всё равно меня словно наждачной бумагой по душе протёрли. Понял я, что не водить мне никогда на эти качельки свою детку. А потом смотрю, возле лавочки на снегу лежит что-то большое и красное — ну, будто ягода клубники или малины. Присмотрелся: то, что я принял за большую клубничину, оказалось крохотной варежкой. Мастерица, видно, её своей детке вязала, потому что очень она ягодку напоминала, рукавичка эта.
Я взял её в руки, пощупал. Недавно, видно, тут лежит, ведь ещё совсем сухая и не грязная. Взял её с собой, отдать бы кому, так где же хозяйка? Пошёл себе дальше и увидел детку лет трёх. Укутанная в розовую шубку и пушистую шапочку, крохотная девочка выслушивала распекание от своей злой мамочки.
«Ну вот где её теперь искать, а? Ну и когда же ты её посеяла, раззява? А я тоже хороша, надо было их на резиночки пришить. Как говорится – дурачина ты, простофиля!»
— Э нет, девушка, простофиля — это я, — ляпнул я, чтоб разрядить обстановку.
— То есть что — вы?
— Ну, меня Филиппом родители назвали, но полным именем-то меня никто не зовёт, не король ведь и не певец, вот и зовут просто — Филя.
Лицо суровой мамочки сразу стало весёлым и озорным.
— А у меня вот с этой принцессой скандал вышел варежку потеряла. Сразу не призналась, побоялась, вот теперь ищем. Варежка непростая, бабушка ради пряжи распустила свой мохеровый шарф.
— А я вот возле детской площадки нашёл. На клубничину похожа или малинку.
Мать девочки сразу подхватила рукавичку и, найдя её сухой и чистой, надела её на ручку своей дочки.
— Спасибо вам, а то мы уже замёрзли от этих поисков, — улыбнулась она.
— А давайте погреемся в кафе, там готовят вкуснейший творожный десерт с шоколадом и бананом, и кофе там вкусный, — предложил я. Кстати, до сих пор просто Филя не знает ни имени Принцессы, ни Королевы…
— Меня Зоя зовут, а принцессу — Катя.
Мы зашли тёплое кафе, и Катя тут же стала уплетать принесённый десерт, а мы с Зоей заказали по чашечке кофе. Зоя оказалась матерью-одиночкой, воспитывающей дочку на пару с матерью. О родном отце Кати не вспоминала. Нам всем троим было так тепло, уютно и семейно, будто мы знали друг дружку сто лет.
Детку от сытости разморило, и она начала клевать носом.
— Извините, но нам пора домой. Хорошо, что мы недалеко живём. Просыпайся, соня…
— Э нет, не будите, девочку я понесу, пусть сопит себе. И давай на «ты», ладно?
— Ладно, но она тяжеловатая.
— И потяжелее носил.
Расплатившись и взяв детку на руки, я с Зоей вышел из кафе. Они, и правда, жили совсем рядом, и нас встретила Зоина мама — аккуратная и приветливая женщина, которая не отпустила меня, пока не угостила пюре с котлетой.
Пообедав сразу в двух местах, я решил для себя, что ни Зою, ни Катеньку я уже от себя не отпущу. Ещё неся на руках спящую красавицу, я уже понял, что буду ей самым настоящим отцом, а не отчимом. Влился я в их семью как-то просто и гармонично, ощутив, наконец, полноценность своей жизни.
Меня единственный раз напрягло, когда Зоя сказала, что хочет ещё ребёнка. Я ей про себя всё честно и рассказал, после чего нами было принято решение взять ребёнка из дома малютки. Мы нашли крохотную девочку, правда, нас предупредили, что малютке потребуется операция, на руках были сросшиеся пальчики. Руки девочки и впрямь напоминали руки русалки с широкими перепонками между пальчиками. Но этот дефект быстро устранили хирурги, когда наша Русалка подросла.
Назвали мы её по-настоящему Русланой, но для нас она была Русалкой. У Руси на ладошках небольшие шрамики, но сейчас обе мои девчонки уже красивые невесты, так что на жизнь мне обижаться нечего. А если у меня начинается хандра, я достаю из тайника свой клад — две крошечные, красные, пушистые варежки, которые изменили мою судьбу.