Очень мне нравится, стоя на остановке, слушать звон церковных колоколов, там часто службы идут со звоном. А звонарь там умелый, со слухом, хорошо у него всё получается, благостно.
— Хорошо, когда вера жить помогает, — сказала я, глядя на умиротворённые лица выходящих из храма прихожан — Жаль, что самой всё времени нет в храм зайти.
— Вера — великое дело вообще, даже если и церковь не ходишь, — ответила мне женщина лет тридцати – И я не имею в виду религию.
— А как же тогда? — спросила я.
— А вот как. В классе у нас была одна девчонка – Алой звали. Но была она не такая, как мы. Лицо круглое, скуластое, чёрные как вороново крыло волосы и узкие раскосые глаза. Сразу видно, что в ней текла нерусская кровь. Красивой её никак нельзя было назвать, а пацаны и вовсе прозвали чукчей. Смеялись, дразнили, до слёз доводили. Чуть что — «дурная чукотка», га-га-га! И только я с ней дружила, может, потому что жалко её было. Были мы где-то в классе четвёртом или пятом, когда я в школьной библиотеке нашла книгу о Крайнем Севере. Об алеутах, ненцах, инуитах.
Прочла и поразилась, узнав, что эти люди были сильными, выносливыми, умными и смелыми. Прочла о северных шаманах, которые умели повелевать ветрами и бурями, подчинять себе медведей и волков, вызывать мёртвых и прочие чудеса делать. Эту-то книжку я и сунула под нос Альке: «Прочитай и хватит реветь. Там такое написано — обалдеешь».
Алька проглотила книгу за два дня и вдруг мне сказала: «Слышь, Кать, а что если я тоже шаманка, а?» «Очень может быть, Алька, спроси у своих родителей», — ответила я.
Но Алька ничего ни у кого спрашивать не стала, а вместо этого засела в библиотеке. Её интересовали теперь только книги о Севере. И до этого любившая зиму, Алька теперь мечтала о льдах, северном сиянии и собачьих упряжках. У неё появилась мечта: уехать на Камчатку, в Якутск, Магадан. Больше не было затравленной девочки. Теперь она гордилась и своими чёрными глазами, и смуглым плоским лицом.
А потом я заметила, что она резкими жестами своих рук запросто вызывает порывы ветра и пыльные вихри. Могла легко поймать воробья или заставить кружиться в небе невесть откуда взявшуюся стаю ворон. Её стали мальчишки обходить стороной после того, как она направила на одного обидчика вихрь пыли из опавших листьев.
— Алька, как ты это делаешь? — обалдела я.
— А я и вправду поняла, что шаманка, почувствовала в себе проснувшиеся силы. Здесь я ещё слабая, а уеду на Север, там уж развернусь на полную силу.
И я ей поверила, невозможно было не поверить, потому что её силы росли. Она мне ничего не рассказывала, но неоднократно унимала зубную, головную и ушную боль у меня и некоторых девчонок. А когда она на новогоднем празднике-маскараде, устроенном нами в школе, обрядилась в сногсшибательный шаманский костюм, кличка Шаманка приклеилась к ней намертво. Где она взяла костюм из бус, чёрных перьев и лоскутков серой кожи, я не знаю, но она броско выделялась среди толпы банальных снежинок, принцесс и арлекинов.
Так прошло два учебных года. Алька вела себя по-взрослому, серьёзно, утратила угловатость и неуклюжесть и стала явным лидером в классе. Учёба давалась ей легко, и, казалось, даже учителя её уважали, как взрослую. А потом грянул гром. Однажды я застала Альку в школьном туалете ревущую навзрыд. Она пропустила несколько уроков, что для неё было нехарактерно. Всем, кто к ней подходил, просто хамила и ни на кого не реагировала. И только когда я к ней подошла я, она вперила в меня чёрные, ненавидящие глаза.
— Ты чего, Аль? Опять кто обидел? — бестолково спросила я.
— Это всё ты! Ты виновата, гадина! Убить тебя мало, — выплюнула она мне в лицо.
— Что я тебе сделала, Аль?
— К чему были все эти книги об алеутах, шаманах северном сиянии, а? Зачем мне был весь этот бред?! Задурила мне голову, а я и поверила, что шаманка. Даже шаманить научилась, дура!
— Разве это плохо?! — пискнула я.
— Вчера у моего отца зуб разболелся, ну я и решила над ним поколдовать. Говорю, мол, ничего, пап, мы с зубной болью без хлопот справимся, я же шаманка. Отец на меня посмотрел как-то странно и говорит:
— С чего ты взяла, что ты шаманка?
— Ну как пап. Мы же имеем в жилах кровь северных шаманов…
Отец хохотал так, что забыл про зубную боль.
— Доченька, дорогая, да откуда же в Киргизии взяться алеутам шаманам? Ты моя красавица Айлин, красивая киргизская девушка, зачем тебе льды и олени?
— А почему ты мне сразу не сказал?
— Так ты не спрашивала. Мой прадед в киргизских степях табуны гонял, а потом перебрался в Рязань. А я вообще в Вологде родился. Помотало нас по свету.
Я еле сдержалась, чтобы не зареветь в голос. Мой мир рухнул, мечты рассыпались! Какая я к чёрту шаманка? Что обо мне скажут? И всё из-за твоих бредней о Севере!
— Алька, я же говорила тебе, расспроси у родителей, кто твои предки, а ты втихаря начала читать про Чукотку. Я виновата? А с другой стороны, кто знает, что ты киргизка? Никому не болтай, оставайся шаманкой, кто тебя за язык тянет? Я не скажу, не бойся, и ты помалкивай. И нечего истерики устраивать. Я помню, что-то наплела о том, что Алька безответно влюбилась, потому и ревела. Все поверили, потому что первая любовь — штука печальная.
Алла же ходила всё время как туча чёрная, меня игнорировала не разговаривала и имела такой вид, что её обходили стороной всё. Но то, что раздавило её окончательно это то, что шаманить у неё больше не получалось! Это злило её неимоверно. У неё внутри будто сломался некий стержень. Она больше не верила в собственные силы. Её отец, сам того не зная, сломал её веру, разрушил её мир. Кое-как доучилась она учебный год, а потом перевелась в другую школу. Она возненавидела и меня, и всех одноклассников. Наверное, ей было больно осознавать, что она всё потеряла, а врать всем она не могла.
Вот тогда-то я и поняла, какую огромную силу имеет вера человеческая и как опасно вероломство. Даже сильные мира сего знали, чтобы покорить дикое племя без боя, нужно свалить их идолов, обесчестить их жрецов, попрать их веру и безвольные, растерянные люди ломались сразу.
Я не знаю, как сложилась жизнь Али, забыла ли она свою обиду на меня. И я не знаю, кем бы она стала, если бы её отец сам того не желая, не сломал её веру в себя. Может, она бы стала сильным экстрасенсом, гадалкой или целительницей. Но получилось так, как получилось и мне остаётся надеяться, что Аля нашла силы исцелить собственные раны. А для меня теперь нет ничего страшнее вероломства.