Моя соседка Вера — вполне красивая молодая женщина. Единственное, что её портит, — это очки с толстыми минусовыми стёклами.
– Вера, а почему бы тебе не заменить очки на контактные линзы или, того лучше, не сделать операцию? Избавишься от очков навсегда, — как-то предложила я.
– Э, нет, я свои очки люблю и своим диоптриям рада. У меня была возможность и без операции поправить зрение, но слишком высокую цену я бы заплатила, — ответила Вера.
– Как без операции?!
– Полгода назад, — начала рассказывать соседка, — шла я по городу злая как змея. Уж не помню, кто мне настроение испортил, только хотелось мне просто рвать и метать. Тут меня кто-то бесцеремонно за плечо хватает и разворачивает к себе. Моя злость удесятерилась, и глаза налились кровью, когда я увидела нагловатое лицо незнакомого мужчины.
– Что такое?! — заорала я.
– Женщина, милая, подержите ещё минуту этот огонь в глазах, — запричитал мужик, доставая из кармана блокнот, карандаш и быстро-быстро что-то в нём рисуя. – Я художник и сейчас работаю над картиной «Искушение», и мне никак не удавалось найти типаж Лилит. А сегодня я увидел ваши глаза и понял, что лучшей натуры и желать нельзя.
– У меня нет времени вам позировать, — огрызнулась я.
– И не надо. Я всё уже набросал. Теперь закончу работу за неделю. Я продаю свои картины на рынке площади Освобождения. Приходите, посмотрите на своё лицо.
Художник ослепительно улыбнулся и подмигнул чёрными цыганскими глазами.
– Я не представляю, как вы рассмотрели мои глаза за очками? — произнесла я уже мягче.
– А мы, художники, вообще странный народ, — ответил цыган и растворился в толпе.
Я уже вечером забыла о странной встрече, но буквально на следующий день со мной стало твориться нечто странное.
Я утром надела свои очки, и тут поняла, что они мне велики. У меня очки «минус шесть», и ношу я их уже давно. А тут смотрю в них и ничего не вижу. Без очков даже лучше. Я нашла старые очки на «минус два», и они пришлись мне по вкусу. Я порхала от счастья, не веря в чудо исцеления. Я посмотрела на себя в зеркало и вдруг подумала, что я очень красива. Мои глаза преподнесли мне ещё сюрприз: я очень хорошо стала видеть в темноте.
День проходил за днём, а я чувствовала себя вообще превосходно — физически. В душе же творилось нечто противоестественное: как-то совсем незаметно я рассорилась со своими друзьями и близкими. Знаешь, что такое гордыня? Это когда видишь себя выше других, лучше всех, дороже всех. Никого не любишь, никто тебе неинтересен. Незаметно я увязла в этом чувстве по уши. А потом я ощутила такой ужас, что и описать нельзя.
Я проснулась ночью и решила на кухню пойти. Захожу, а там в углу сидит что-то чёрное, лохматое, на мешок похожее.
В очках я такой жути никогда не видела. А оно, главное, меня и не боится, вроде я своя. Оно нехотя закатилось за газовую плиту, а я отправилась обратно в спальню. Проходя мимо зеркала, я заметила две красные точки. Сначала я не поняла, что это, а потом с ужасом догадалась: да это же глаза! Причём мои! Я моргала, и красные огоньки тоже подмигивали мне. Как же мои подслеповатые глаза могли гореть красным? Ведь они всю жизнь были серыми! Что со мной творится?!
И тут я вспомнила о художнике и о том, что именно с меня он рисует Лилит. По его словам, картина будет готова через три дня. Я решила, во что бы то ни стало посмотреть на картину. Последние дни для меня превратились и в кошмар, и в праздник одновременно. Моё тело повиновалось мне так, как никогда не повиновалось ранее, я ощущала злость, глядя на серых и убогих людей, и всё больше любила себя и только себя. Кошки и собаки шарахались от меня либо пытались укусить.
Наконец я села в автобус и поехала на площадь Освобождения, посмотреть на «свою» Лилит. Я быстро нашла цыгана-художника. Картина была большая и мастерски выполнена, и тут в углу картины я увидела лицо Лилит — моё лицо. Злые глаза, кожа бледная. Сходство поразительное, но змеиный язык вываливался у неё изо рта, в глазах были смертельная тоска и ненависть. Они отливали красным. Я бросилась прочь. Уже дома, немного успокоившись, я придумала план. Я взяла с собой почти полторы тысячи гривен и бутылку чернил. Затем снова отправилась на торжище художников. Слава Богу, картину с Лилит никто не купил. Я раскрыла бутылочку с чернилами и вылила их на лицо «демоницы Лилит».
– Ты что делаешь, гадина?! — заверещал художник, а я сунула ему под нос конверт с деньгами.- Ты что спятила совсем? — истерил художник.
– Ты хороший художник, даже слишком, но не рисуй демонов с людей, прошу тебя. А деньги возьми, — ответила я.
Я ехала домой, чувствуя, как с плеч моих падает гора. Всего за пару дней зрение моё снова упало до «минус шести», и я снова вернулась к своим любимым очкам. Зеркало уже не говорило, что «я на свете всех милее», но меня это совсем не огорчало. Очки защищали меня от разной чертовщины по ночам, и глаза мои больше не сверкали красным. Для гордыни больше не было почвы, и она сошла на нет, правда, мои друзья на меня ещё долго дулись. Ну не объяснять же мне про Лилит! Так что извини, подруга, но за очками я просто прячусь. А главное, я наконец могу спокойно погладить кота.